Проклятое наследство - Страница 28

* * *

Через пять дней в хвост очереди на главпочтамте пристроился один из Зосиных знакомых, некто Соколовский. Зося узнала, что он собирается отправить в Швецию коробку шоколадных конфет, и, воспользовавшись случаем, попросила его заодно отправить в Данию и наши рольмопсы.

Рольмопсов получилось ровно семь килограммов. По нашим с Зосей подсчетам, именно такое количество могло спасти Алицию. Ведь мы как рассуждали: если их будет меньше, то одно из двух — или Алиция сразу же все слопает сама и будет страдать от угрызений совести, или воздержится и тоже будет страдать. Семи же килограммов за столь короткое время ей ни в жизнь не слопать, пусть себе пробует сколько хочет, гостям еще останется.

Семь кэгэ селедки в плотно закрытой металлической банке представляли слишком большую тяжесть для женщины, поэтому ею обременили пана Соколовского, который, без всякого сомнения, был мужчиной и которому ведь все равно отправлять посылку, так что какая разница — одну или две.

Так получилось, что в тот день пану Соколовскому жутко не везло. Вышло из строя колесо машины, в запасном испортился вентиль, машину с женой пан Соколовский оставил в мастерской, договорившись встретиться в городе, а сам помчался к зубному врачу. Потом Зося вручила ему рольмопсы, с женой он почему-то разминулся, такси поймать не мог, опоздал в прачечную, оставшуюся часть трассы одолел с помощью нескольких видов городского транспорта и когда, наконец, пристроился в хвосте очереди на главпочтамте и поставил на пол тяжеленную банку с рольмопсами, почувствовал, как все его существо протестует против маринадов.

Теперь можно было отдохнуть и оглядеться. Пан Соколовский обратил внимание на стоящего перед ним в очереди молодого человека, который небрежно держал под мышкой огромную посылку. «Надо же, громадная, а какая легкая», — с завистью подумал пан Соколовский, травмированный тяжестью рольмопсов. Истекая потом, проклиная все на свете — Зосю, Алицию, селедку, колесо и того, кто придумал почту, — пан Соколовский невольно заинтересовался содержимым легкой посылки.

Подошла очередь молодого человека. Он, оказывается, отправлял дамастовое пуховое одеяло небольших размеров. Пан Соколовский подглядел, что в таможенной декларации было написано «детское одеяло из пуха», и подумал: жаль, у Алиции нет детей, может, она не устраивала бы тогда юбилеев.

Одеяльце взвесили, насчитали пошлину, запаковали и бросили в тележку с другими посылками. Молодой человек удалился.

Настала очередь рольмопсов.

— А банка закрыта герметически? — спросила таможенница, ознакомившись с декларацией.

— Герметически, а как же! — поспешил заверить пан Соколовский, которому стало плохо при мысли, что придется тащить этот балласт Зосе обратно. Он не задумываясь поклялся бы, что банка — монолит из пуленепробиваемой стали. — Если желаете, для гарантии перевяжу ее еще веревкой.

— Перевяжите, — согласилась таможенница и перестала интересоваться подозрительной банкой, по опыту зная, что забота отправителей о своих посылках ни в какое сравнение не идет со стараниями даже самых добросовестных почтовых работников.

Банку с рольмопсами перевязали веревкой, завернули в бумагу, еще перевязали, стукнули несколько раз штемпелем и тоже бросили в тележку. Дело было в конце рабочего дня, отдел заграничных отправлений закрывался, и последней партии посылок предстояло переночевать на почте. Отправить их собирались лишь на следующее утро.

Между вечером и утром была еще ночь. Небрежно брошенная на кучу посылок, банка с рольмопсами ударилась боком о ящичек со спиртным. Спиртное не пострадало, у банки же от удара сдвинулась крышка, которая вопреки мнению пана Соколовского все-таки не представляла единого целого с банкой. Немного сдвинулась, совсем капельку...

Утром в помещение первой вошла заведующая отделом заграничных отправлений в сопровождении охранника, и оба сразу же почувствовали странный запах. Запах был острый и какой-то очень знакомый. Оба, как по команде, одновременно потянули носом воздух.

— Воняет чем-то, — констатировал охранник.

— Господи боже мой! — произнесла заведующая, побледнев. — Не иначе, что-то разбилось! И чего только люди не отправляют!

Подойдя к тележке с посылками, она увидела страшную вещь: из посылки, лежащей на самом верху, что-то текло. Пахло остро, пронзительно и аппетитно.

— Помереть мне на этом месте — селедка! — уверенно определил охранник.

Отдел заграничных отправлений охватила паника. Будь испорчена одна посылка — куда ни шло. Выплатить одну компенсацию, извиниться перед одним человеком — невелика беда. Но ведь здесь катаклизм, катастрофа, кошмар! Пострадала не одна посылка, а, быть может, все лежащие под ней. В посылках же — дорогие ткани, шерсть, ценные предметы одежды, дорогостоящие продукты, сладости. При мысли о сумме, в которую обойдется выплата компенсаций, у сотрудников отдела волосы встали дыбом.

Заведующая, взяв в помощь двух сотрудниц, рыдая и проклиная разными словами отправителей, которые черт-те что посылают, занялась подсчетом ущерба.

После двух часов тяжкой работы она немного успокоилась: не так все плохо, главпочтамту банкротство пока не грозит. Большинство посылок содержало или алкогольные напитки, совершенно не пострадавшие от селедки, или льняное постельное белье, которое и так часто стирается. Безнадежно испорчены были только две посылки: залитое рольмопсовым маринадом детское пуховое одеяльце и бандероль с книгами, не представляющими, к счастью, библиографической ценности. Еще некоторое сомнение вызвала, правда, сухая колбаса, издающая теперь крепкий селедочный запах.